Главный
фтизиатр Астраханской области – о причинах неснижения туберкулеза в регионе,
важности его ранней выявляемости и лекарственном обеспечении больных
Почему Астраханская область многие годы остается на
первых местах по заболеваемости туберкулезом и когда ситуация может измениться,
рассказал главный фтизиатр региона Марат Сайфулин
-
Действительно ли сегодня любая форма туберкулёза полностью излечима?
-
Туберкулёз – это болезнь и явление многофакторное, где только пятая часть это
соматика, то есть болезнь тела. Все остальное – социальный статус человека, его
экономические, экологические ориентиры. Мы живем на территории, где экология не
может похвастаться абсолютной благополучностью. Еще один важный фактор
миграция. Если человек хорошо себя чувствует в социуме, у него высокий
экономический статус, комфортные условия жизни, то у него и меньше риска, что
он заболеет. А если и заболел, то он излечится намного быстрее. Обратная
ситуация – человек на социальном дне, например, бездомный. Естественно, что у
него рисков заболеть намного больше. Он не доедает, не досыпает, его
инфицированность перерастает в заболеваемость. У 99,9% взрослого населения есть
эта инфекция и у большинства из нас она не проявляется никак.
-
Но ведь есть случаи, когда люди с нормальной жизнью заболевают.
-
Это как раз те самые 20% случаев. Это в большинстве своем люди с медицинскими
факторами риска, с сопутствующими заболеваниями – с сахарным диабетом,
хроническими заболеваниями органов дыхания, те, кто принимает гормоны, то есть
те, у кого наблюдается снижение иммунитета. Очень актуально заболевание
туберкулёзом среди людей с ВИЧ-инфекцией, т.к. именно у них и поражается, в первую
очередь, иммунная система, и они не могут сопротивляться туберкулёзу.
-
Почему именно Астраханская область занимает 5 место по заболеваемости?
-
Астраханская область стоит на пересечении транзитных маршрутов. Миграционные
потоки из республик средней Азии идут транзитом в северные регионы. Порядка 20
тысяч в год официально оседают здесь. Сколько неофициально - сказать
практически невозможно, поскольку через границу ежегодно проезжают около 2,5
млн человек. Например, местных жителей
заболевает ежегодно около 800 человек, а приезжих еще 150 человек. Наш регион
первым централизовал у себя этот поток, чтобы все приезжающие сюда мигранты
были обследованы, не получили «левых» справок. Иностранцу, чтобы у нас работать
и получить патент, нужно пройти медицинское обследование на сифилис, ВИЧ,
употребление наркотиков и туберкулез. Раньше все это было разбросано по многим
лечебным учреждениям, и понять, сколько же у нас мигрантов больны, было нельзя.
Теперь мы в год выявляем по 50 – 60 больных активной формой туберкулёза, каждый
их которых может заразить до 40 человек. Если у иностранного гражданина
выявляется туберкулез, мы подаем документы в Роспотребнадзор для депортации, но
уезжают только 2/3. Остальных мы оставляем лечить здесь за счет областного
бюджета до вынесения решения о депортации.
-
Но это только касается трудовых мигрантов, которые приехали сюда работать
официально?
-
Да. Если, скажем, это турист, его конечно не обследуют и это является
проблемой. К нам поступало обращение от ФМС с вопросом об установки флюорографов
на границе, но их нужно тогда закупить в огромном количестве, потому что
границу пересекают ежедневно тысячи человек. Вопрос тяжелый, но, наверное,
открытые границы для тех стран, которые имеют более низкий социальный уровень,
чем Россия, - это не очень хорошо. Нужен усиленный контроль. Это вопрос уже
политический.
-
Почему за два года заболеваемость детей выросла с 68 случаев в 2013 до 132 в
2015 году?
-
Рост заболеваемости среди детского населения связан с улучшением диагностики, а,
следовательно, с выявляемостью туберкулёза на ранних стадиях при помощи
постановки кожной пробы с диаскинтестом и компьютерной томографией. Чем больше
мы выявим, тем больше человек мы вылечим. Мы одна из лучших территорий в стране
по выявляемости. А вот смертность – это
показатель, который никак не оправдаешь. Если она высокая, значит служба что-то
недорабатывает. При этом есть ряд регионов, в которых заболеваемость 30 – 35
случаев на 100 тыс. человек, а смертность 12 человек при средней по стране
сейчас 9. Значит там явно плохо выявляют, у них слабая диагностическая база и в
то же время тех, кого выявили, так плохо лечат, что они умирают. У нас
смертность в том году была 20 человек на 100 тыс., что составляет 1/5 к
заболеваемости. В этом году я
прогнозирую показатель будет ближе к нормальному, т.е. на 6 заболевших один
человек всё-таки умрёт.
-
Велик ли процент рецидивов и пациентов с высокой лекарственной устойчивостью?
-
С рецидивом приходят те, кто перестал вести здоровый образ жизни, подверглись
какому-то стрессу и долгое время не обследовались. Таких пациентов излечить
значительно труднее. Сейчас общая когорта больных постепенно уменьшается,
раньше их было около 3000 чел., сейчас только 2200. Вообще при туберкулезе
никаких резких скачков не может быть – лечение всегда очень длительное. Но
самая большая сложность с 20% впервые выявленных – это примерно 200 человек.
Приведу пример. Заболел человек, у него лекарственная чувствительность к
туберкулезной палочке есть, как минимум, 90 дней и его надо лечить в стационаре
со строгим режимом лечения, питания, без сигарет и спиртного. Если у него есть
желание вылечиться, то он это выполнит и полностью вылечится. Но большая часть
заболевших – это все же асоциальная группа, большинство из них были в
заключении, 95% не работает. Уже через месяц ему становится легче. Он думает,
что выздоровел, и просто прекращает лечение. Два месяца наслаждается жизнью в
его понимании, но потом ему снова становится хуже. Он опять обращается к
врачам, но палочка туберкулёза стала устойчива к лекарствам. Нам приходится
начинать лечение, которое требует до 6-9 месяцев и смены препаратов на более
дорогостоящие. Проходит время, ему
вновь становится лучше, он опять прерывает лечение и всё повторяется. Палочка
снова приспосабливается к уже другим препаратам, у нее вырабатывается
иммунитет. Приходит он к нам уже с разрушенными лёгкими, часто с кровохарканием
и просит помочь. Теперь надо лечиться уже около двух лет ещё более токсичными,
менее эффективными, но более дорогими препаратами, часто необходимы операции,
плоть до удаления всего лёгкого. Но
если пациент опять не выдержит режим лечения, то тогда ему уже будет невозможно
помочь. Таких у нас достаточно много – около 10% из всех заболевших.
-
То есть как-то ограничить их свободу и принудительно лечить у вас полномочий
нет?
-
Чтобы привлечь такого человека по суду, он должен быть социально опасен для
окружающих. Нужно лабораторное подтверждение. После этого мы совместно с прокуратурой
подаем документы в суд для решения о принудительном лечении. Суд выносит решение о госпитализации, и мы отвозим
его в диспансер, где сейчас находится 60 человек, которые лечатся по решению
суда. Оттуда он может вновь уйти. Тогда мы обращаемся в судебные инстанции
снова. Проблема в том, что никто его изолировать или завести уголовное дело не
может. Полицейского рядом с ним не поставят.
-
Как проходит маршрутизация больных с разными формами?
-
С эпидемической точки зрения мы больных в обязательном порядке, мы делим по
лекарственной чувствительности. Иначе они друг друга заразят еще более тяжелыми
формами.
-
Работают ли у вас с людьми психологи?
Только на следующий год АГМУ выпустит первую
группу психологов. Каждый врач является в том числе и психологом и пытается
объяснить пациенту, что болезнь излечима, если хотеть ее вылечить.
-
Почему сегодня туберкулеза почти нет на Западе?
-
Это заболевание с тысячелетней историей и такие цифры, как у нас сейчас в
России, в Европе были в 16 – 19 веках. Выжили те, кто имеет наследственную
устойчивость, которая передалась потомкам. И сейчас эта волна идет на восток.
За Уралом у нас наблюдается пик заболеваемости. Исходя из этого, туберкулез у
нас исчезнет не скоро.
-
Как обстоят дела с лекарственным обеспечением больных?
-
Всех препаратов и оборудования в полном объёме, наверное, не будет никогда, но
есть та обеспеченность с выбором приоритетов, с которой можно работать и
эффективно лечить. В лечении в большей
степени мы применяем российские препараты. Противотуберкулезных препаратов
всего 11 наименований и только с появлением лекарственной устойчивости в конце
90-х, начались изыскания. Сегодня стали появляться новые препараты. Из России –
это Перхлозон и еще американский препарат Бедаквилин. Стоят они около 120 тыс.
рублей за банку, а общий курс лечения одного больного обходится государству в
1,5 млн руб. Для людей с широкой лекарственной устойчивостью – это шанс выжить
и результаты очень хорошие.
Комментариев нет:
Отправить комментарий